без проблем))

За смутой времён

…Неведение есть боль, самая незаметная, но самая жестокая, какая только встречается в мире и в наших сердцах…
1.
Возвращение.

На улице была ужасная погода: лил, не прекращая холодный дождь, изредка сверкали молнии, гремел гром, словно выражая недовольство небес, чёрное небо заволакивало маленький городок, в котором не посчастливилось мне родиться. Наверное, этот городок был самой отдалённым уголком этой огромной страны, поскольку все, кто в нём родился, рано или поздно уезжали, а кто не мог сделать этого из-за старости или попросту из-за отсутствия денег, так и умирали здесь, всеми забытые и никому не нужные.
Этой ночью мне опять снился тот же сон. Он взял за привычку посещать меня чуть ли каждую ночь, доводя до холодного пота и срывающихся криков, и я ничего не могла с этим поделать. Если бы это был обычный кошмар, то, возможно, я привыкла бы к нему, как привыкают ко всему, однако этот сон был особенный. Уже потому, что я меня саму тянуло очутиться в его объятиях. Казалось, что я попадаю совершенно в другой мир, не менее реальный, чем тот, в котором я живу сейчас.
Мне снилось, будто я иду по лесной дорожке, усыпанной осенними листьями. Был вечер, поэтому всё вокруг тонуло в синеве небес, казалось, скоро зарядит дождь, поскольку я даже ощущала наэлектризованность воздуха, холодное дыхание ветра и слышала тихий шелест засыхающих листьев. Я не могла никогда вспомнить после пробуждения, во что я была одета. Быть может, на мне и ничего не было, но я совсем не чувствовала стыда, как будто так и надо. Я просто стояла и пыталась сопротивляться той силе, что велела мне идти вперёд. Но как всегда все мои попытки оказались тщетными. Я всё-таки стала безмолвно ступать по земле босыми ногами. Маленькие камешки приятно щекотали мне ступни, потом, когда я зашагала всё быстрей, они стали неприятно колоть и, наконец, когда я побежала, они стали причинять боль.
Но я не обращала на боль внимания. Я чувствовала, как кровь, смешанная с песком,  обволокла маленькие ранки на ногах, не собираясь сворачиваться и вызывая ещё больше боли. Однако какая-то сила гнала меня вперёд, заставляла дико спешить, твердила, что я могу не успеть и потерять что-то очень дорогое. Поэтому я словно в безумии бежала по дороге, а по сторонам, средь лестных чащ появлялись какие-то фигуры в чёрных плащах. Они вырастали из земли, возникали из пустоты и продолжали неподвижно стоять там до тех пор, пока я не скроюсь в тумане, а потом, вселив в меня страх и удостоверившись, что я и не собираюсь останавливаться, эти фигуры расстворялись, теряя и так еле уловимые черты, и вскоре исчезали.
Я ощущала себя героиней старого немого кино, поскольку всё происходило в относительном безмолвии, за исключением звука ветра и шелеста листьев, а также того, что я услышала после: рёв толпы, её дикий гул, в котором трудно было различить какие-то отдельные слова.
С каждым причиняющим боль шагом этот рёв становился всё громче, и вот уже я слышу ругань, смех, чей-то кашель. Я ощущаю ненависть и жажду убийства этих людей, и я уже среди них, пробираюсь сквозь толпу ближе, чтоб понять, что происходит. На этих людях странная одежда, кажется, я попала в далёкое прошлое, в то время, когда ведьм и колдунов сжигали на кострах, когда люди верили, что гром – это гнев Божий, а инквизиция – его орудие для наказания грешников, а те, кто имел разный цвет глаз, сросшиеся брови или же косолапые ноги  были несомненными прислужниками Дьявола. 
Мне было страшно и хотелось убежать, но странное предчувствие охватило сердце. Я толкала людей в толпе, пробираясь к самому её центру, и, наконец, когда мне удалось сделать это, я замерла с горьким криком на губах.
Это действительно была казнь, такая, о которой вскольз пишут в книгах истории, ссылаясь на недостаток свидетельств. Вернее, это была не казнь, а самосуд, учинённый толпой и получивший поддержку местного главы, который сейчас стоял с самым серьёзным видом возле высокого дерева и завязывал петлю на шее  у какого-то человека.
На вид пленнику было лет двадцать, он был высок, так, что коротышке-палачу приходилось вставать на цыпочки, чтоб только дотянуться до его шеи, и худощав. Старая потрёпанная рубаха не скрывала следы от ран на теле мужчины, кое-где окрававленная ткань прилипла к коже, чёрные оборванные штаны были скорее похожи на лохмотья. Всё это говорило о том, что приговорённого перед казнью помучила эта зверски настроенная толпа, которая сейчас буквально шипела, ожидая, когда он повиснет на толстом суку, задохнувшись.
Пленник был очень красив, и первой моей мыслью, когда я увидела его неправдоподобно прекрасное лицо, был вопрос, как можно желать смерти такому красивому существу? Лицо, белое, как мел, но удивительно спокойное, обрамляли по бокам нежные пряди тёмных волос; резкие скулы говорили, что зубы молодого человека плотно сжаты, губы стали похожи на одну лишь полосу, но я почему-то была уверенна, что они большие и необыкновенно красивые. Но было ещё кое-что, что поразило меня больше всего: его зелёные, похожие на два угля, глаза, наполненные такой ненавистью к этой толпе, что, казалось, она может убить, если только выплеснется наружу. Эта ненависть и ледяное спокойствие, даже искорки насмешки, предназначались толпе, но я видела в этих глазах нечто большее: надежду на спасение.
Узел на петле был уже завязан, палач произнёс что-то, спросил, не желает ли приговорённый покаяться перед смертью, но тот проигнорировал эти слова. Тогда палач отошёл шага на два и протянул конец верёвки разъярённой толпе, которая наперебой схватила верёвку и… На этом месте я всегда просыпалась, уже зная, каков конец. Однако каждый раз перед этим безумным, ужасным исходом я встречала взгляд зелёных глаз, в которых при виде меня появлялось удивление и вопрос… И мне было ужасно больно…

- Опять этот сон? – спросила на следующее утро Карин, моя подруга. – Расскажешь?
Я только отрицательно качала головой. Я чувствовала, что этот сон хочет меня о чём-то предупредить, к тому же, этот необыкновенно красивый юноша принадлежал мне одной, казалось, я влюбилась в него, в его прощальный взгляд одиноких зелёных глаз и мелькающий в них немой вопрос…
- Это уже нехорошо, что он так достаёт тебя, - сказала Карин. – Может, тебе обратиться к врачу?
- Я не сумасшедшая.
- Господи, да кто такое говорит? Просто это ненормально, что один и тот же сон сниться тебе каждую ночь, не даёт спокойно жить и делает тебя настоящей меланхоличкой. Вспомни, когда ты в последний раз куда-нибудь вырывалась?
- Я не скучаю по этому.
- В том-то и проблема. Ты стала совершенно замкнутой, словно живёшь в своём мире и ещё не очнулась от своего дурацкого сна. Ожидаешь продолжения?
- Я не хочу продолжения, потому что и так знаю, чем он закончиться.
- И чем же?
- Смертью.
- Тебе пора лечиться.
- А тебе – уходить.
- Ладно, как хочешь. Только потом не спрашивай, почему я не звоню и не прихожу в гости.
С этими словами Карин ушла.
Мне, честно говоря, было не до её глупых обид.
Словно загадка, этот сон засел в моей голове и не давал спокойно вздохнуть. Как будто кто-то ждал, когда же я, наконец, разгадаю её и скажу ответ. О чём бы не предупреждал меня этот сон, я не хотела, чтоб тот человек умирал. Всеми фибрами души я была на его стороне, чтобы он не совершил. Хотя я вообще сомневалась, чтоб этот человек совершил что-нибудь такое, за что он заслужил бы подобную участь. Странно было осознавать это, ведь я даже не знала, кто он.
Прошла долгая мучительная неделя, и этот сон посещал меня каждую ночь. И каждую ночь я просыпалась с криком "нет", а потом ещё долго не могла уснуть. Я уже подумывала, что, возможно, Карин права, и мне следует обратиться к психиатру, но что-то останавливало меня от этого шага. Только позже я поняла, что меня останавливала боязнь излечиться и уже никогда не увидеть Его.
Так я и жила, не зная, чего, желая больше: излечиться и обрести покой или же никогда не расставаться с Ним, но каждый раз становиться свидетелем его казни. Возможно, я так и свыклась бы с этой двойственной ситуацией, если бы не произошло кое-что, что заставило меня полностью изменить своё отношение к моему сну.
Это случилось днём. Я тогда возвращалась домой от Карин. Шла, полностью погружённая в свои неспокойные мысли, и резкий окрик заставил меня вздрогнуть. Я повернулась и увидела какую-то группу людей, состоящую преимущественно из женщин и детей. Они очень громко ругались на непонятном языке и с угрозой махали руками полицейскому, который пытался прогнать их с площади. Это были цыгане. Не узнать их по внешнему виду – ярким широким юбкам, красным косынкам и спутанным чёрным волосам – было невозможно. Чумазые детишки прятались в юбках своих матерей, те же посылала проклятия в сторону полицейского.
Ничего необычного не было – такие сцены часто можно было наблюдать в нашем городе, и я не придала бы этому значения. Однако когда я поравнялась с ними, решив поскорей проскользнуть мимо, одна из них, девушка лет двадцати, очень красивая, в ярком платье и браслетах, вдруг удивлённо уставилась на меня, потом подбежала, грубо схватила за руку, причиняя мне боль, и произнесла с ужасным акцентом, словно внушая мне:
- Останови их! Останови!
Я вскрикнула от неожиданности.
- Простите?
- Не позволяй им сделать это! Останови их… - она не успела договорить, поскольку заметивший это полицейский грубо оттащил цыганку от меня и поволок в сторону. Я ошарашенно смотрела на то, как девушка вырывается и что-то тараторит на своём языке, и, уже когда я собралась уйти, до меня донеслось:
- Останови их! Ведь он просит!..
Если сначала я подумала, что она сумасшедшая, то теперь я в этом засомневалась, поскольку знала, о чём она говорит. Вернее, о ком…

Весь вечер это событие не выходило у меня из головы. В душе я знала, о чём просила меня эта цыганка, но разве могло такое случиться? Как она узнала, что мне сниться? И вообще возможно ли это?
Я не знала, что и подумать.
Но когда в эту ночь я снова увидела, как толстая петля затягивается на шее красивого юноши и как его глаза с немой мольбой смотрят на меня, я не вытерпела. И уже утром я приняла твёрдое решение.
Одевшись потеплее, так как сегодня опять обещали дождь, я вышла из дому. Побродив минут пятнадцать по площади, где вчера я встретила цыганку, но так и не застав её там снова, я направилась к рынку – там всегда можно встретить кого-нибудь из цыган. Конечно, если не хочешь потерять свои деньги или же нарваться на неприятности, такого общения искать совсем не нужно. Но я не могла допустить, чтоб этот сон так и остался сном, не более.
Как ни странно было это осознавать, я чувствовала, что этот человек с неправдоподобными зелёными глазами стал частью меня самой и теперь я уже не смогу освободиться от этой власти. Похоже, я влюбилась, сколь ни печален этот факт. Если бы Карин это узнала, она посоветовала бы мне прочистить мозги и досмотреть казнь, чтоб раз и навсегда избавиться от этого сна, и это одна из причин, по которой я не рассказала обо всё своей подруге. Она бы просто не поняла.
Может, мне повезло, а может, та цыганка сама ожидала моего прихода, но я увидела её сразу, как только вступила в пределы рынка. Девушка гадала по ладони какому-то прохожему, пожелавшему узнать будущее. Я в нерешительности замерла, не зная, правильно ли я поступаю. Конечно, неправильно. Ну что она мне скажет?.. Но желание спасти человека, в которого я влюбилась и которого, возможно, нельзя спасти, поскольку это сон, заставило меня зашагать к цыганке и слегка потянуть её за рукав. Та окинула меня недобрым взглядом, смягчившимся лишь на секунду, потом отпустила ладонь прохожего, что-то проговорив и не забыв взять деньги, потом только повернулась ко мне и спросила:
- Чего тебе?
- Я… - я вдруг почувствовала себя ужасной идиоткой. – Вчера вы  сказали мне очень странные слова. Я хотела бы знать, что они означают…
- Ничего не знаю, - оборвала девушка и хотела было уйти, но я вдруг с неизвестно откуда взявшейся у меня силой сжала её запястье и проговорила:
- Вы должны объяснить мне, откуда вы узнали и что мне нужно сделать, чтоб спасти его?
- Спасти кого, девочка? Ты что, спятила? Отпусти цыганку, если не хочешь, чтоб она тебя заколдовала.
- Мне очень нужно знать, - чуть ли не плача от обиды произнесла я. – Если я в силах спасти его, объясните, как мне этого добиться?
Она вдруг задумчиво посмотрела на меня, потом с заговорщеским видом потянула меня в угол и зашептала:
- Скажу тебе честно, я понятия не имею, о спасении кого ты говоришь. Просто вчера я увидела вокруг тебе такую ауру, даже ореол, который буквально молил, чтоб ты его увидела. Послушай, чтобы там ни случилось и кого бы ты ни хотела спасти, всё зависит от тебя самой, так что не бойся и диктуй свои правила. Он очень просит тебя об этом!
- Но кто он?
- Я же говорю, не знаю! Всё, иди!
Цыганка грубо вырвала руку и скрылась в толпе.
Я немного постояла, переваривая её слова, потом зашагала обратно домой.
Что значит, всё зависит от меня? Господи, да что я могу сделать?

Перед тем как закрыть глаза и снова очутиться во власти сна, я несколько раз глубоко вздохнула. Цыганка сказала, что я могу диктовать свои правила. В конце концов, это мой сон. По крайней мере, я надеялась, что это всего лишь сон.
После непродолжительного времени я, наконец, уснула. Я даже не заметила этого, будто тяжёлая пелена навалилась и я попала в другой, ставший желанным мир.
…Снова эта дорога, покрытая вечерней синевой.
Опавшие листья вокруг, тихий ветер, отдалёные раскаты грома. Снова неведомая сила зовёт меня, но на этот раз я не сопротивляюсь, а только отдаюсь этой власти и ускоряю шаг. Боль уже не важна – кажется, за это время я привыкла к ней, и она стала неотъемлемой частью моего сна. Хотя это вообще странно: ощущать боль во сне. Но я чувствовала не только боль, но и страх. Страх не успеть и, если успеть, то не смочь ничего сделать.
В моём сне я была лишь свидетельницей, и это казалось невозможным – что-то изменить. Но попробовать всё же стоит…Ради Него.
Фигуры в чёрных плащах высились по сторонам, шепча, что я должна торопиться, что должна быть сильной и выгнать из души сомнения. Почему-то сейчас я слышала их слова отчётливо, не так спонтанно, как раньше. Может, потому, что это я пришла ко сну, а не он ко мне.
Вскоре до меня донёсся гул толпы, их грязные окрики, злые шутки, ужасный смех, наполненный злорадством и ненавистью. Я старалась не слушать этого, не различать слов, поскольку они внушали в меня страх и неуверенность. Мысль, что ничего не изменишь и что не следует даже пытаться, я настойчиво отгоняла от себя, мечась средь толпы и вырываясь в её центр, туда, где был Он.
Когда я, наконец, продвинулась вперёд, буквально прочищая себе путь локтями, и увидела Его, все сомнения разом исчезли.
Я должна, просто обязана спасти Его, кем бы Он ни являлся и что бы ни совершил.
Взгляд зелёных глаз остановился на мне, в них мелькнули искорки боли, надежды, страха и недоверия, будто Он почувствовал, что сейчас всё по-другому, но боялся ещё верить в это. Для меня вдруг перестал существовать страх, плевать было на всех, кроме Него, и, когда палач уже собирался передать верёвку толпе, я выкрикнула громко, но дрожщим голосом:
- Нет!
Все сразу смолкли. Палач непонимающе уставился на толпу, люди затаили дыхание, кто ошарашенно, кто в возмущении стали глядеть по сторонам, а я, твердя про себя, что всё зависит от меня, вдруг сорвалась с места и молниеносно взобралась на небольшое возвышение, краем глаза заметив, что при виде меня все в суеверном ужасе отпрянули от пленника. Тем временем я загородила его своей спиной.
Несколько минут все молчали. Я слышала только тяжёлое дыхание пленника  над своим ухом и горькое завывание ветра. Мне казалось, что я в какой-то сказке, страшной сказке, но сказке о любви.
Потом мне показалось, что это кошмар, когда палач заплетающимися губами прошептал:
- Катрина?.. Бог мой, но ты ведь умерла!
Я окинула его странным взглядом.
- Я жива.
- Но мы думали, что он убил тебя… Выпил кровь до последней капли, мы видели твой труп…Ты умерла…
Волна холода обволокла мой разум, стало трудно дышать.
Я резко развернулась и встретилась с насмешливым взглядом зелёных глаз…
Неясные картины из прошлого, далёкого прошлого, молниеносно пронеслись в голове, и внезапно мною завладел туман…

Я не знаю, как объяснить то состояние, в котором я проснулась…Наверное потому, что не помню этого. Помню только, как я еле добралась до ночника и зажгла свет, лишь бы только хоть на каплю развеять ужас, охвативший сердце, и снова почувствовать себя самой собой.
Примерно полчаса я сидела в кресле, держа в руках большую кружку с остывающим кофе, и немигающим взглядом изучала стену. Я пыталась отвлечься ото сна, но ничего не помогало: каждая мысль была ещё там, во сне, она билась, пытаясь найти объяснение произошедшему, металась в голове, повторялась и исчезала снова и снова. И я никак не могла понять, что же изменилось, но я чувствовала, что всё определённо было не так…
"…Ты умерла…Ты умерла…", - крутились вокруг меня слова, и, что странно, теперь я действительно чувствовала себя умершей. Я ничего не понимала. Хотелось кому-то выговориться, но у меня не было ни одного человека, настолько близкого, чтоб принять моё признание всерьёз и задуматься над значением этого сна, хотя бы поверить. Вместо этого любой отправил бы меня к психиатру, может, не напрямую так бы и сказал, но ведь всё и так стало бы мне ясно.
Оставалось только одно: самой всё выяснить, самой попытаться узнать, что же происходит или происходило, или произойдёт…Господи, да разве разберёшься?
Решительно поднявшись с кресла, я направилась к кровати и легла. Сон пришёл ко мне едва ли не тогда, когда я только закрыла глаза. Будто лишь этого он и ждал.
Но теперь всё изменилось, и я уже не была уверена, что смогу диктовать свои правила. Да о каких правилах может идти речь? Если таковые действительно существуют, то они уж точно не мои, и мне не собирают подчиняться.
Я не оказалась на дороге, как это было раньше. Я лежала на земле, в листьях, прикрытая тяжёлым плащом, от которого пахло хвоей. Сначала, открыв глаза, я различила ветви деревьев над собой, слегка тронутые осенней непогодой, но ещё не собирающиеся сдаваться и скидывать своё лиственное одеяние совсем. Небо было чисто голубое,  ярко светило солнце, и я на удивление чувствовала его тепло, ощущала запах ветра, слышала журчание реки, находившейся неподалёку.
Было утро. Громко кричали птицы. Меня окружал лес, и лишь в стороне обозначался берег реки.
Странно, но мне казалось, что сон перестал быть сном и стал реальностью, как будто тот мир, из которого я пришла и был иллюзией, и теперь я, наконец, очнулась, вернувшись туда, где и было моё место.
Я тихонько поднялась, стряхнув с волос траву и листья, и огляделась.
Это место было поистине красивым, оно казалось обителью Покоя, и мне оставалось только с замирающим сердцем созерцать всё это, боясь, что вскоре я проснусь и снова окажусь одна в своей неуютной комнате.
По коже пробежали мурашки, и, опустив взгляд, я поняла, что на мне надето скромное, ужасно старомодное платье, каких я никогда не носила и вряд ли собиралась в будущем это делать. Да меня все посчитали бы полоумной. Но только не здесь. Ведь я в прошлом… Но с чего я взяла?
Негромкий всплеск заставил меня взглянуть на берег. Лучше бы этого я не делала, поскольку с того момента я потеряла себя окончательно.
На берегу я увидела человека. Того самого, который должен был быть казнён. Но он был жив и сейчас, засунув руки под пояс оборванных брюк и опустив голову, задумчиво шагал по колено в воде, полностью погружённый в свои мысли. Он делал несколько шагов в одну сторону, потом разворачивался в другую, и это, очевидно, особо доставляло ему удовольствие, поскольку тогда он загребал пальцами ног горстку мягкого речного песка, который, потревоженный, поднимался немного вверх и снова оседал. Рубаха на худом теле молодого человека была грязной, испачканной в крови и похожей на лохмотья, но это не доставляло её обладателю никакого неудобства, а мне, наоборот, помогало заметить белизну кожи человека, какую-то странную, но очень притягательную. Волнистые тёмно-каштановые волосы закрывали лицо, и лишь когда он останавливался на секунду, чтоб вскоре повернуться, я могла увидеть его лицо, такое же необыкновенно красивое, как и тогда, на волоске от смерти. Только сейчас оно не было каменным. Скорее задумчивым и немного грустным.
Я не знала, что мне делать, поэтому просто стояла и смотрела на него. Но он, наверное, заметил моё присутствие и поднял глаза.
Его зелёные глаза, лишённые ненависти, были ещё неправдоподобнее. Мне казалось, что сейчас я утону в их глубине. У них был необычный цвет: светло-зелёный, такой, какой бывает у весенней травы, очень чистый, но ещё не вполне насыщенный.
Молодой человек смирил меня взглядом и сказал бархатным голосом:
- Наконец-то, ты очнулась. Твой обморок был намного глубже, чем я предполагал. Как ты себя чувствуешь?
У меня как будто ком в горле застрял, и всё же я выдавила:
- Хорошо.
Он кивнул.
- Ты хочешь есть? У меня для тебя есть немного пищи.
Этот вопрос меня совершенно смутил. Я уже перестала понимать, что происходит. Как такое возможно: нуждаться в пище во сне? Хотя…всякое возможно. Но я уже не хотела, чтоб это оказалось только сном. Только не сейчас, тогда, когда его глаза смотрят так…
- Нет, - тихо ответила я, хотя не знала, правда ли это. – Что я здесь делаю?
Он удивлённо вскинул брови.
- Что это значит?
- Я..не совсем понимаю, как вышло, что… - я не могла объяснить. Сказать, что он всего лишь плод моего воображения? Моей болезненной фантазии? Но почему тогда всё так реально?..
- Как я оказалась здесь? – наконец, спросила я.
- Я принёс тебя сюда.
- А те люди…
Он презрительно скривил лицо.
- Те люди совершили ошибку. Никого я не убивал, тем более, тебя. Не появись ты вовремя, я был бы уже мёртв.
"Что значит, тем более?" – не поняла я.
- Я ждал тебя, Катрин, - вдруг сказал он медленно.
Я с шумом втянула воздух. Как жаль, что я не Катрин…
- Вообще-то, я не Катрин, - неохотно протянула я. – Меня зовут Энджел.
Его взгляд стал настороженным и недоверчивым.
- О чём ты говоришь, Кэти? Это совсем не смешно.
Я совершенно смутилась и, как всегда бывает, покраснела. Не от стыда. Просто стало ужасно жаль…
- Мне очень неприятно огорчать вас, но я вовсе не Катрин…Говорю, меня зовут Энджел…И, как бы это странно ни звучало, всё вокруг и даже вы – это мой сон. Честно признаться, я понятия не имею, что происходит, почему всё так реально и что будет дальше…
Воцарилась напряжённая тишина, нарушаемая лишь журчанием реки.
Он вдруг усмехнулся.
- Так вот как получается, - холодно произнёс он. – Они всё-таки добились своего, и ты решила начать жить своей жизнью. – Он скривил губы в усмешке. – Стоило предполагать, что все твои слова были ложью. А я как последний глупец поверил.
- Нет, вы не понимаете…
- Перестань притворяться, – внезапно грубо оборвал он, и его глаза вновь наполнились ненавистью. – Сейчас же уходи, если хочешь жить. Мне бы следовало убить тебя за твой обман, но ты недостойна даже этого. Кроме того, я твой должник. Вернее, был им… А ты хорошая актриса, Кэти. Надеюсь, ты будешь счастлива… с ними.
Он резко повернулся и зашагал прочь.
От его слов меня будто парализовало. Мысли разбежались и запутались. Так значит, он мог меня убить? Что вообще это за угрозы? И моё имя вовсе не Кэти!
- Подождите! – крикнула я и помчалась вдогонку. Схватив его за руку, я замерла от двух вещей: того злобного взгляда, который кинул на меня этот странный человек, и той неожиданной горячей волне, захлестнувшей меня от этого прикосновения. Я немедленно отпустила его и быстро проговорила:
- Верите вы мне или нет, но то, что я говорю – это чистая правда. Это мой сон! Я никакая не Кэтрин, и мне очень жаль, если я огорчила вас этим известием. Но, в конце концов, это ведь мой сон и не стоит на меня обижаться, потому что я сама мало что понимаю!
Он с минуту пристально глядел на меня и вдруг, чеканя каждое слово, произнёс:
- Если ты думала, что я поверю тебе, то значит, ты просто глупая. А ведь раньше ты отличалась разумностью. Наверное, это твои люди так плохо на тебя влияют. Продолжай в том же духе, и вскоре ты станешь ходить на четвереньках!
Он продолжил свой путь, не обращая внимания, что эти слова меня задели. Но ведь я говорю правду!
- Но я спасла вам жизнь!
Он остановился и повернулся, чтоб усмехнуться.
- Во-первых, ты спасла меня, но избежала наказания за свой обман, так что я тебе ничем не обязан. Во-вторых, перестань обращаться ко мне на "ты", поскольку это ужасно глупо после того, что нас с тобой объединяло… Если вообще что-то объединяло.
Мне почему-то стало ужасно обидно и больно услышать эти слова.
Только сейчас я поняла, что сама стою по колено в воде, намочив подол платья, которое расплылось по поверхности в причудливый цветок. И только сейчас я поняла, насколько холодной была вода и что мои ноги окоченели. Невольно проследив за моим взглядом, лицо незнакомца смягчилось.
- Ты закоченела, - негромко произнес он, не двигаясь с места, но и не уходя. – Надень плащ, иначе простудишься.
Мне действительно было холодно, я задрожала, но упрямо возразила:
- Я не могу простудиться, потому что это мой сон!
Он обреченно вздохнул, зашагал на берег, поднял с земли плащ и направился ко мне. С какой-то искренней заботой в движениях он надел плащ мне на плечи, сказав:
- Ты всегда заставляла меня совершать поступки, для которых я не рождён.
- Странно, ведь я никогда раньше с вами, вернее, с тобой не встречалась.
Он не обратил на мою реплику ни капли внимания, взял меня за руку и вывел из воды. Его рука была ледяной, а прикосновение пальцев мягким и нежным. Я не хотела, чтобы эта чудесная минута закончилась, но всё же это произошло: он вывел меня на песок и отпустил руку, что вызвало у меня вздох разочарования.
Потом он сел на песок, сложив руки на колени, и окинул меня подозрительным взглядом.
- Значит, я должен поверить, что ты не знаешь меня?
Я кивнула.
- Меня зовут Вилльям. Это имя тебе ни о чём не говорит?
Снова кивок.
- И что же произошло?
- Вы…ты снился мне каждую ночь, то, как тебя собираются повесить. И каждый раз, когда палач передавал верёвку кому-нибудь из толпы, я просыпалась. Потом на улице меня встретила цыганка и сказала, чтобы я остановила этих людей и спасла тебя.
Похоже, он услышал из всей моей тирады только одно слово.
- Палач? Странно ты говоришь о своём отце.
Мои глаза расширились от изумления.
- Мой отец? Чушь. Своего отца я знаю и люблю. А этот… Как вообще получилось, что я оказалась здесь?
- Поскольку я тебя не убивал, я не был виновен.
- Но он сказал,…что видел мой труп.
- Ты не была мертва, просто перерождалась… Но если бы не он, то нас могли бы всё равно казнить.
- За что?
- За что? – его глаза потемнели. – За то, что люди ненавидят таких, как мы. А ты хоть и не стала одной из нас окончательно, всё же получила дар: жить столько, сколько захочешь. И долго это будет продолжаться?
Он заметил, что моё лицо стало ещё бледнее.
- Одной из вас? Что это значит?
Он скептично приподнял брови.
- А как ты думаешь, Кэти? Одной из нас – это значит, одной из Сынов Ночи. Вампиров…
Ведь ты была согласна на это…
От слова, вселяющего суеверный ужас в людей до сих пор, я отшатнулась на несколько шагов назад.
Мужчина вдруг улыбнулся. Не знаю, что меня тогда поразило больше: его прекрасная, но опасная улыбка или еле заметные клыки, такие завораживающие и такие невозможные. Как бы то ни было, но я попятилась назад и вдруг запнулась о ветку и полетела вниз. Острая боль пронзила затылок, и в глазах помутнело. Что было дальше, я не знаю…

2.
Воспоминание.
Теперь, когда я помню практически всё: каждый взгляд, каждое слово, каждый поцелуй, - я удивляюсь, как вообще могла забыть об этом. Но всё-таки есть оправдание – я обрела новую жизнь, даже если сама этого не хотела. Я предпочла бы умереть рядом с ним, но ничего не забывать. Просто… Так решил мой отец, посчитал, что так я наконец обрету счастье, которого заслуживаю. Жаль, что он не понимал, что моё счастье это и есть быть рядом с Ним…
Мне открылась эта правда, но я не была той, кем была раньше. Мой разум предпочёл стереть картины из прошлого, забыть об этом, чтобы я совсем не сошла с ума.
Но теперь я всё вспомнила.
Я вспомнила, как меня на руках нёс отец. Я плакала, билась в истерике, кричала, но он крепко сжимал меня в своих старческих объятиях и нёс куда-то, уже твёрдо решив, что делать.
Я помню странный аромат колдовских благовоний, когда мы зашли в какую-то избу. Тёмное, переполненное магией  помещение окружило нас. Тогда я почувствовала страх отца, страх перед страшного вида старухой-колдуньей, сморщенной, с крючковатым носом, в одежде, пропахшей потом и ромом.
Колдунья смерила отца ненавистным взглядом - ведь никто не любил палачей.
- Чего тебе? -  услышала я сквозь пелену безволия и безразличного полусна её противный, скрипучий голос, такой, будто два камня потёрли друг о друга.
- Излечи её, - произнёс мой отец голосом, наполенным горечью и болью.
- Не могу, она уже почти стала одной из них, - проворчала старуха.
- Нет, можешь, - вдруг прохрипел отец. – Я знаю, сможешь. Излечи её, старая ведьма, иначе я повешу тебя на первом же суку!
- Угрожаешь мне, палач? – взревела та, и её рёв больно резанул по моему ослабевшему сознанию. Мне не хотелось ничего, кроме смерти. Теперь я не знала, ради чего стоит жить.
- Ладно, палач, - наконец, произнесла колдунья. – Я излечу её. Но не смогу снова сделать её человеком, это уже не возратимо.
- Не важно, я хочу, чтоб она жила.
Старуха смирила отца пристальным взглядом чёрных глаз из-под нависших бровей.
- Быть может, будет лучше, если она умрёт?
- Нет.
- Хорошо, палач, я верну её к жизни, но потом не вини меня в том, если она возненавидит тебя за эту жизнь… Ты и не предполагаешь, какая власть у Него над ней. Даже сейчас.
- Он получил по заслугам! Катрина просто запуталась, она ещё скажет спасибо.
Раздался старческий смех.
- Тешь себя этой мыслью… Положи её на пол и уходи. Придёшь завтра на рассвете. И попомни мои слова: ты разрушил великое сплетение сердец, палач, за что будешь проклят собственной дочерью…
- Я принял решение.
- Твоя дочь приняла его уже давно…
Потом я почувствовала, как моё тело опускают на холодный пол. Затем – темнота.

Эта была картина из прошлого, такого далёкого, что мне стало казаться, что это только очередной сон. А потом пришла другая картина, и я поняла, что всё возвращается на круги своя…

Я гуляла в прекрасном лесу, окутанном солнечными лучами и запахом хвои. Я любила этот лес – он стал для меня частью жизни, моим пристанищем, моей надеждой. На этой земле я родилась и выросла, эту землю я чтила и эта земля меня воспитала, и, если бы понадобилось, я бы отдала жизнь ради спасения её. Но сколь бы ни была сильна моя привязанность к ней, все долгие годы я чувствовала себя лишней, будто мой место совсем не здесь и совсем не с теми людьми, с которыми я должна была жить рядом.
Мне было семнадцать – возраст, когда девушка становится женщиной. Но я не хотела этого: замужество, дети, заботы и постоянные хлопоты. Но выбора у меня не было, да я просто и не знала, есть ли другая жизнь, есть ли свобода? Я всегда была странной, за что люди в нашей деревушке прозвали меня Луной. Я действительно любила ночь, волчий вой, луну и тишину, сказки про силы зла и про ночную нежить.
Мой отец был палачом, но в отличие от других палачей, которых не любили и повсюду изгоняли, моего отца если не любили, то уважали. Потому что он всегда боролся за справедливость, по крайней мере, ту, которую действительно считал справедливостью и делом, угодным такому горячо любимому в их религиозной семье Богу.
Но мне совсем не был интересен Бог. Его заповелди были скучны, учения монотонны, а церкви лицемерны.
В тот день я поссорилась с отцом из-за того, что не хотела идти в церковь. Долгое время я сидела на берегу реки, смотрела в даль и слушала пение птиц. Тогда, наверное, в мою жизнь вмешалась судьба, и чтобы ни случилось после, я всё же благодарна ей  за встречу  Ним.
Я услышала тихое журчание воды и пошла по этому звуку.
Вскоре я остановилась как вкопанная, зачарованная красивым зрелищем: худощавый мужчина в свободных рубахе и штанах, с тёмно-каштановыми волосами до плеч и бледной кожей бродил по воде, загребая песок палцами босых ног, о чём-то размышлял и что-то бурчал себе под нос. Солнце отражалось в его волосах, глаза были цвета весенней травы, и я утонула в их глубине, когда он, наконец, заметил меня и поднял голову.
Наверное, целую вечность мы молчали, просто глядя друг на друга. Потом он улыбнулся и сказал:
- Надеюсь, я не помешал тебе своим нечленораздельным пением?
Я смущённо улыбнулась.
- Нет, совсем нет. Просто я услышала какой-то звук…
- Ты здесь живёшь?
- Где здесь?
Он вскинул бровь.
- В деревне, разумеется. Или, может, ты живёшь в лесу, как нимфы?
- Нет, конечно, - улыбнулась я такому сравнению, - я и вправду из деревни. А вы кто?
- Для начала скажу, что терпеть не могу обращения на "вы". Это разделяет. Меня зовут Вилльям.
- Катрина.
- Катрина? Красивое имя, - его глаза озорно блеснули зелёным огнём. – И что ты здесь делаешь, Катрина, одна?
Я пожала плечами.
- Я знаю этот лес очень хорошо.
- И ты не боишься встретить здесь каких-нибудь тёмных личностей?
- Пока, кроме вас…тебя, я не встретила никого, но и ты не похож на тёмную личность.
Похоже, мои слова его позабавили, поскольку он насмешливо протянул:
- Неужели?..
Моя улыбка мгновенно погасла. Я вдруг вспомнила запрет отца гулять по лесу в одиночестве…
Вся деревня, да что деревня, - целая страна со страхом  шептала о появлении в лесах загадочных существ, убивающих людей и высасывающих из них кровь. Те, кто видел их и кому посчастливилось убежать, говорили, что существа эти красивы, как ангелы, но опасны, как демоны. Против их очарования мало кто мог устоять, их голос завораживал и обволакивал, глаза обманывали и заколдовывали. Когда количество жертв этих существ превысило сотню, на них началась ожесточённая охота. Всех, кто был очень красив, подозревали и опасались, а если находили в их поведении хоть каплю странного, то это было приговором. Костры полыхали по всей стране, бессчётное количество невинных жертв, кому не посчастливилось родиться красивым, висели на верёвках с проколотым сердцем и изуродованным лицом. Люди в своём суеверном страхе были страшнее вампиров, но никто не мог остановить это насилие. Всё это происходило в центре страны, но уже и здесь, на окраине, всё чаще совершались казни. Это было каким-то общим людским безумием, навеянным страхом.
Эти мысли за секунду пронеслись в голове, и следовало бы немедленно уйти, но, глядя на этого красивого человека, я не могла поверить, что он убийца.
Он заметил, как моё лицо побледнело, печально улыбнулся и тихо произнёс:
- Уходи. Ты мне не нужна.
Сказав это, он, как ни в чём не бывало, опустил голову и стал снова бродить по воде.
С нарастающим в сердце ужасом я развернулась и убежала прочь. Я не видела, как вампир проводил меня долгим взглядом, потом усмехнулся.
"Все они такие…все люди. Ими правит страх. И ненависть. Даже такой юной девушкой, как эта Катрина…"

Но эта коротная встреча и была моим приговором. Мне казалось, будто я сделала что-то плохое, позволив тогда страху подчинить меня. Будто я разочаровала и оказалась такой же, как все.
Не знаю, что руководило мною, но на следующий день я снова была в лесу. На том самом месте, где повстречала вампира. Я также бродила по воде, намочив подол платья, пока мои ноги не оледенели и мне не пришлось выйти. Я прождала ещё несколько часов, сидя на песке и задумчиво глядя вдаль, но никто не появлялся. От этого стало ужасно больно и обидно, я вздохнула и, наконец, ушла домой.
Но теперь каждый день я приходила на тот берег, поглощенная ожиданием и надеждой, глупой надеждой.
Мне казалось, что меня жестоко обманули. Сначала зачаровали, а потом вернули в холодную реальность, ничего не объяснив и не вселив уверенности. Когда я совсем отчаялась, я всё же увидела его снова.
Он шёл по берегу, глядя под ноги и сложив руки на груди, будто бы ему было холодно. До меня оставалась пара шагов, но он остановился, поднял голову, отчего волнистые пряди заскользили по бледному лицу, а зелёные глаза сверкнули в сумерках, и безразлично спросил:
- Что тебе нужно здесь, Катрина?
Холодный тон вернул меня в реальность. Я снова ощутила страх. Лес, уже тонувший в ночных сумерках, вдруг сделался угрожающим и навалился на меня своей темнотой, желая проглотить. Только сейчас я осознала, как это глупо – быть здесь.
- Я…
- Пришла сюда, чтоб тебя укусил вампир? – усмехнулся он. – Что ж, это не трудно устроить.
- Я вовсе не за этим  пришла…
- А зачем же?
- Не знаю…
- Когда поймёшь это, тогда и броди сколько угодно в ночном лесу, ожидая встречи с вампиром, - грубо оборвал он. – Господи, твои люди стали ещё глупее, чем были раньше!  Ну куда ты, Бог, смотришь?
Он покосился на небо.
Я резко обернулась, глубоко обиженная, но нисколько не напуганная, и собиралась было убежать отсюда, но вдруг почувствовала холодное прикосновение его крепкой руки на своём запястье. Как он мог так быстро и бесшумно преодолеть разделявшее нас расстояние, я не могла понять.
Я дёрнулась, но он не отпускал. Обернувшись, я встретилась с его глазами так близко, что они показались горящими в наступившей темноте изумрудами.
Он внимательно взглянул на меня, потом мягко улыбнулся и сказал:
- Не обижайся. Я просто слишком часто встречал обман, чтоб вновь кому-нибудь поверить. Так зачем же ты пришла, малышка?
Я нахмурилась.
- Я же говорю – не знаю.
Он смирил меня пристальным взглядом, губы расстянулись в усмешке.
- Знаешь… И я докажу тебе это…
Он сжал мою руку в своей и повёл на берег, который уже покрылся лунным сиянием…

С того момента и началось моё отдаление от людей. Всё чаще и чаще я уходила из дому в лес, чтоб только снова увидеть Вилльяма. Он стал для меня чем-то очень важным в жизни, самой жизнью, и я не могла протянуть и дня, если не увижу его зелёные глаза. Я ходила в лес, и мы дарили друг другу счастье. В его объятиях я стала женщиной, а он пил мою кровь, совсем немного, чтоб не причинить мне боли.
Я  его полюбила. Хотя это было осознано мною намного позже, тогда, когда я потеряла его…
Мой отец уже давно начал подозревать меня… А в этот вечер он проследил за мной и узнал обо всём…
Когда я вернулась, я встретилась с взглядом ненавидящих и обвиняющих глаз. Не успев ничего толком понять, я почувствовала, как сильная рука отца схватила меня за шею, отбросила пряди русых волос назад… Он увидел ранки на моей шее, отверстия, через которые я дарили Вилльяму свою кровь…Потом та же железная рука опустилась на моё лицо и ударила так, что я отшатнулась к стене.
- Папа… - не веря в происходящее, потрясёно прошептала я.
- Дура! – гаркнул он в злости. Я никогда ещё не видела своего отца таким. Только однажды, когда он читал приговор одному из обвинённых, абсолютно уверенный в своей правоте и явно наслаждавшийся вверенной ему ролью справедливого судьи. – Дура! Что ты делаешь со своей жизнью? Стать любовницей вампира! Ты опозорила не только семью, но и весь человеческий род! Он же убивает людей! И тебя он тоже убьёт! А ты что возомнила?
От его дикого крика я, наконец, пришла в себя. Тихо, но твёрдо я проговорила:
- Он не убьёт меня. Он любит меня.
- Дура, если так думаешь! Он всех так обманывает! Ты что, не знаешь, что по всей стране находят молоденьких девушек, обманутых и убитых такими же, как он?
- Я верю ему…
- Ещё раз дура!
В этот момент мне стало плевать на весь человеческий род.
- Я люблю его! – вырвалось у меня, и в этот момент я увидела, как потемнело от гнева лицо отца.
Он снова хотел схватить меня, но я увернулась, выскочила на улицу и понеслась прочь.
- Катрина! Катрина!
Я не хотела слышать его... Я уже приняла решение.

Я бежала по ночному лесу так, будто за мной гналось привидение. Слёзы застилали глаза, щека горела и ныла от боли, платье цеплялось за ветви, но я беспощадно рвала подол в клочья и бежала дальше. Я не знала, где сейчас мне найти Вилльяма. Мы всегда встречались у реки, на том месте, где я увидела его впервые, и всегда на закате солнца. А сейчас во владения землёй вступала ночь.
Но он был на берегу. Сидел, обняв руками колени и задумчиво вглядываясь в поверхность реки. Я почувствовала огромное облегчение. Услышав шум, он, вздрогнув, вскочил с места и резко обернулся.
- Вилльям… - позвала я.
Несмотря на  темноту, он увидел синяк на моей щеке и встревоженно спросил:
- Катрина?.. Что случилось?
В каком-то безумии, смешанном со страхом, я схватила его за руки и потребовала:
- Сделай меня вампиром, Вилльям! Здесь и сейчас, прошу тебя!..
Его глаза засверкали изумрудами от удивления.
- Кэти, о чём ты говоришь?..
- Мой отец всё узнал…если я не стану вампиром, он увезёт меня отсюда. Навсегда. А я не хочу уезжать и разлучаться с тобой, слышишь? Так что ничего не остаётся. Сделай это, прошу…Я хочу этого.
Его взгляд стал грустным.
- Ты не знаешь, о чём просишь, Кэти. Ты потом будешь ненавидеть меня…
- Я не смогу ненавидеть тебя, потому что люблю. И мы убежим, плюнем на всех и скроемся из этой проклятой страны. Мы вдвоём…
Он печально улыбнулся.
- Я не могу сделать этого…
- Не ври…
Повисло тягучее молчание, и мы смотрели в глаза друг другу, я – твёрдо уверенная в своём решении, он – с тоской, недоверием и надеждой.
- Ты уверена?.. – наконец, прошептал он.
- Да, - не задумываясь, ответила я.
- Тебе будет больно, милая. Очень. Но когда ты станешь вампиром, уже ничто не помешает нам быть вместе.
- Я знаю…
Он нежно обнял меня, укусил за  шею, а потом, когда я ослабела в его руках, дал мне пить собственную кровь…

…Это был момент, когда я в последний раз была с ним.
Когда я, наконец, пришла в сознание с болью во всём теле, я не обнаружила его рядом. А ведь он обещал не покидать меня.
С нарастающим страхом и диким предчувствием я пробиралась сквозь лес,  лихорадочно ища глазами родную фигуру.
Но я опоздала… К тому моменту он уже был мёртв. Глупая веревка не дала ему сопротивляться, удушив, а жестокий кол довершил дело.
Я опоздала буквально на несколько минут… Но эти минуты решили всё…
С диким воплем я бросилась на толпу, которая уже удовлетворила жажду крови и отмщения за мою "смерть", а, увидев среди них своего отца, я с кулаками бросилась в его сторону, но была ещё слишком слаба. Он крепко схватил меня за  руки, так, что силы покинули, а потом я уже ничего не понимала, ослеплённая неверием, безумием и ненавистью…
…Так я потеряла Его…Но тогда я не умерла, как должна была…

3.
Реальность.
…Я проснулась с ужасным криком на губах.
На улице была ещё глубокая ночь. Лунное сияние пробивалось сквозь стекло окон, нежной пеленой застилая пол. Лёгкое дуновение ветра заставляло голубую штору подниматься и опадать обратно. Стояла гнетущая и ощутимая тишина.
…Теперь всё обрело новый смысл…
…Я всё вспомнила.
Я встала с постели, неровной походкой подошла к окну и открыла его настежь. Холодный порыв непрошеным гостем ворвался в комнату, окутал меня ледяными объятьями.
Мне почему-то стало трудно дышать… Картины из прошлого застилали разум, не покидали и не отпускали. Они смеялись надо мной, причиняли боль и, наконец, вызвали поток горячий слёз.
…Я всё вспомнила…
Первую встречу с ним, проведённые вместе ночи, то, как он пил мою кровь, и то, как он сжимал меня в своих нежных руках…
А потом тот вечер, разговор с отцом, последние минуты с Вилльямом… И его тело, подвешенное на верёвке и с торчащим из груди – из самого сердца - колом.
Но как же объяснить то, что я здесь, жива после стольких лет, столетий?..
…Колдунья смогла остановить превращение в вампира, смогла унять жажду крови у меня, но она не смогла снова сделать меня человеком. С тех самых пор тело моё не состарилось ни на год, не приобрело ни одной  морщины, оно осталось таким же, как будто мне до сих пор было семнадцать… А ведь это далеко не так.
…Вместо того чтобы спасти меня, как желал отец, он навеки проклял меня, заставил страдать, обрёк на вечные муки совести, на ненависть к самой себе…
Ведь я была виновата в смерти человека, которого любила. По нелепой, но роковой случайности Вилльяма убили. А он даже не пытался сопротивляться, не стал говорить, что я жива – ведь тогда бы убили и меня, уже ставшую наполовину вампиром…
Почему, почему это случилось? Почему я забыла?
Мой отец отобрал у меня не только любовь, но и память. Всё это время я жила, каждый раз новой жизнью, которая кончалась в определённый момент и наступала новая. И каждый раз я забывала о старой.
Мой разум был не в состоянии  вернуть меня к реальности, а я жила в обмане, неведении и вечной тоске. Я чувствовала, что живу не своей жизнью, но было так трудно предположить такое…До этого дня…Наконец, боль, что спала в сердце, выплеснулась ядовитым соком наружу…Он вернул меня к реальности. Он уже устал ждать меня там, где оказался…
Как я могла так долго жить в неведении? И без Него?..
Боль так сжала сердце, что выдержать её я уже не могла. Я встала на подоконник, посмотрела вниз и сделала шаг вперёд. Просто…Потому что я хотела к Нему...
Кто знает, может всё случившееся было сном, всего лишь глупым, но роковым сном?.. Мне этого теперь никогда не узнать. Да я и не хотела. Он ждал меня, и я, наконец, после стольких лет мучений и глубокой тоски, пришла…

сентябрь, 2003